Антоний Оптинскй, прп.

Преподобный Антоний Оптинский (Путилов), (1795–1865)

Дни памяти

24 октября  – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

20 августа

5 июня  – Собор Ростово-Ярославских святых

Позиция в мощевике: нижний ряд, первый слева)

Преподобный Анто́ний Оптинский

Житие

Крат­кое жи­тие пре­по­доб­но­го Ан­то­ния Оп­тин­ско­го

Пре­по­доб­ный Ан­то­ний (в ми­ру Алек­сандр Ива­но­вич Пу­ти­лов) ро­дил­ся 9 мар­та 1795 го­да в го­ро­де Бо­ри­со­глеб­ске Яро­слав­ской гу­бер­нии. Ро­ди­те­ли его, Иван Гри­горь­е­вич и Ан­на Ива­нов­на Пу­ти­ло­вы, бы­ли лю­ди бла­го­че­сти­вые и бо­го­бо­яз­нен­ные, де­тей сво­их вос­пи­ты­ва­ли в стра­хе Бо­жи­ем и в ду­хе стро­го­го пра­во­сла­вия. В дет­стве и юно­сти Алек­сандр был весь­ма тих и скро­мен. При­зва­ние к мо­на­ше­ской жиз­ни он по­чув­ство­вал еще в дет­ском воз­расте, че­му по­слу­жил и при­мер его стар­ших срод­ни­ков и бра­тьев, по­свя­тив­ших се­бя ино­че­ской жиз­ни. При на­ше­ствии фран­цу­зов в 1812 го­ду Алек­сандр ока­зал­ся в Москве и же­сто­ко по­стра­дал от них. Бе­жал в Ро­стов к сво­им род­ным, а от­ту­да через неко­то­рое вре­мя от­пра­вил­ся в рос­лавль­ские ле­са, где уже пять лет под­ви­зал­ся его стар­ший брат Ти­мо­фей, бу­ду­щий игу­мен Оп­ти­ной пу­сты­ни пре­по­доб­ный Мо­и­сей. Вы­дер­жав че­ты­рех­лет­ний ис­кус, 2 фев­ра­ля 1820 го­да Алек­сандр был об­ле­чен в Ан­гель­ский об­раз на празд­ник Сре­те­ния Гос­под­ня и на­ре­чен Ан­то­ни­ем. Ис­пол­няя во­лю бо­го­лю­би­во­го ар­хи­пас­ты­ря – епи­ско­па Ка­луж­ско­го Фила­ре­та, пре­по­доб­ный Мо­и­сей и пре­по­доб­ный Ан­то­ний 3 июня 1821 го­да от­прав­ля­ют­ся в Оп­ти­ну пу­стынь для ос­но­ва­ния при сей оби­те­ли уеди­нен­но­го ски­та. Ме­сто бы­ло вы­бра­но в 170 са­же­нях к во­сто­ку от мо­на­сты­ря в гу­стом ле­су. Очи­стив от ле­са са­мо ме­сто, пу­стын­ни­ки по­стро­и­ли неболь­шую кел­лию и со­ору­ди­ли цер­ковь во имя свя­то­го Иоан­на, Пред­те­чи Гос­под­ня, а затем ста­ли стро­ить и брат­ские кор­пу­са. В 1825 го­ду, по­сле на­зна­че­ния пре­по­доб­но­го Мо­и­сея на­сто­я­те­лем Оп­ти­ной пу­сты­ни, пре­по­доб­ный Ан­то­ний был опре­де­лен на­чаль­ни­ком ски­та. В но­во­устро­ен­ный без­молв­ный скит с раз­ных сто­рон ста­ли сте­кать­ся муд­рые в мо­на­ше­ской жиз­ни и креп­кие в ду­хов­ных по­дви­гах от­цы... К доб­ро­воль­ным тру­дам и по­дви­гам мо­на­ше­ским пре­по­доб­но­го Ан­то­ния вско­ре при­со­еди­нил­ся и крест тя­же­лой, дли­тель­ной бо­лез­ни. В де­каб­ре 1839 го­да прео­свя­щен­ный Ни­ко­лай, епи­скоп Ка­луж­ский, неожи­дан­но по­ста­вил его игу­ме­ном в ма­ло­я­ро­сла­вец­кий Чер­но­ост­ров­ский мо­на­стырь. Управ­ляя оби­те­лью в бо­лез­нен­ном со­сто­я­нии, пре­по­доб­ный Ан­то­ний по­ло­жил проч­ное на­ча­ло устро­е­нию оби­те­ли, а так­же окон­чил и на­ча­тое его пред­ше­ствен­ни­ком внеш­нее ее устро­е­ние. По вре­ме­нам пре­по­доб­ный Ан­то­ний ез­дил в Моск­ву по мо­на­стыр­ским де­лам, где удо­ста­и­вал­ся ар­хи­пас­тыр­ско­го бла­го­сло­ве­ния и вни­ма­ния мит­ро­по­ли­та Фила­ре­та. Ви­дя раз за ра­зом ухуд­ша­ю­ще­е­ся здо­ро­вье ма­ло­я­ро­сла­вец­ко­го на­сто­я­те­ля, свя­ти­тель ре­ша­ет хо­да­тай­ство­вать пе­ред Ка­луж­ским ар­хи­ере­ем об уволь­не­нии его от непо­силь­но­го по­слу­ша­ния. И пре­по­доб­ный Ан­то­ний воз­вра­тил­ся на по­кой в лю­без­ную его серд­цу Оп­ти­ну пу­стынь. В стро­гом по­дви­ге пре­по­доб­ный ста­рец Ан­то­ний стал про­во­дить свое но­вое жи­тель­ство, от­че­го уси­ли­лась бо­лезнь в но­гах до край­но­сти – они до ко­лен бы­ли по­кры­ты ра­на­ми и по­рой силь­но ис­те­ка­ли кро­вью. Мно­гие, ви­дя все­гда свет­лое его ли­цо и слы­ша его ожив­лен­ную бе­се­ду, не по­ни­ма­ли, ка­ко­го стра­даль­ца ви­дят пред со­бою. Как ве­ли­кий лю­би­тель без­мол­вия, пре­по­доб­ный Ан­то­ний же­лал уеди­нен­ной жиз­ни, про­во­ди­мой в мо­лит­вен­ных тру­дах, чте­нии и бо­го­мыс­лии. Но его ду­хов­ные да­ро­ва­ния при­вле­ка­ли к нему мно­же­ство по­се­ти­те­лей, же­ла­ю­щих при­нять бла­го­сло­ве­ние и ду­хов­ное на­зи­да­ние. Бы­ли ос­но­ва­тель­ные при­чи­ны утвер­ждать, что пре­по­доб­ный Ан­то­ний имел ве­ли­кое дерз­но­ве­ние в мо­лит­ве к Бо­гу и спо­доб­лял­ся ду­хов­ных ви­де­ний и дру­гих бла­го­дат­ных по­се­ще­ний. 9 мар­та 1865 го­да, ко­гда стар­цу ис­пол­ни­лось ров­но 70 лет, по­сле трех­лет­не­го са­мо­ис­пы­та­ния он при­нял ве­ли­кую схи­му. По бо­лез­ни стар­ца по­стри­же­ние бы­ло со­вер­ше­но ке­лей­но на­сто­я­те­лем оби­те­ли пре­по­доб­ным Иса­а­ки­ем. В июле от­кры­лась во всей си­ле пред­смерт­ная бо­лезнь его. Бла­го­слов­ляя всех об­ра­за­ми, пре­по­доб­ный Ан­то­ний при­го­ва­ри­вал: «При­ми­те от уми­ра­ю­ще­го на веч­ную па­мять». Ста­рец был осо­бо­ро­ван за 17 дней до кон­чи­ны, ко­гда те­лес­ные си­лы еще не со­всем оста­ви­ли его. При­об­щал­ся же Свя­тых Та­ин в по­след­нее вре­мя еже­днев­но и пре­бы­вал в непре­стан­ной мо­лит­ве. 7/20 ав­гу­ста 1865 го­да на­сту­пил по­след­ний день жиз­ни мно­го­стра­даль­но­го пре­по­доб­но­го Ан­то­ния. Ве­че­ром, во вре­мя все­нощ­но­го бде­ния, уми­ра­ю­щий вдруг по­тре­бо­вал, чтобы к нему при­гла­си­ли на­сто­я­те­ля. Как ис­тин­ный по­слуш­ник он и в по­след­ний путь не хо­тел от­прав­лять­ся без на­сто­я­тель­ско­го бла­го­сло­ве­ния. Ис­пол­няя бес­пре­ко­слов­но во­лю уми­ра­ю­ще­го, на­сто­я­тель пре­по­доб­ный Иса­а­кий бла­го­сло­вил его и про­стил­ся с ним уже на­ве­ки. Через несколь­ко ча­сов пре­по­доб­ный Ан­то­ний ти­хо и мир­но два­жды вздох­нул и с тре­тьим, ед­ва за­мет­ным воз­ды­ха­ни­ем мир­но пре­дал чи­стую свою ду­шу в ру­ки Бо­жии. Пол­ное жи­тие пре­по­доб­но­го Ан­то­ния Оп­тин­ско­го Пре­по­доб­ный Ан­то­ний, млад­ший брат стар­ца Мо­и­сея, – его вер­ный уче­ник, по­мощ­ник по устро­е­нию Пред­те­чен­ско­го ски­та, со­мо­лит­вен­ник. На­чав со­вер­шать свой по­движ­ни­че­ский путь, мож­но ска­зать, по сто­пам бра­та – при­дя в пу­стынь в Рос­лавль­ских ле­сах, где тот дав­но уже под­ви­зал­ся, и при­няв там по­стриг, он поз­же пе­ре­се­лил­ся вме­сте с бра­том в Оп­ти­ну Пу­стынь, где под его ру­ко­вод­ством воз­рас­тал ду­хов­но, явив об­ра­зец по­слу­ша­ния и сми­ре­ния. Свое по­ло­же­ние млад­ше­го бра­та он нес как дар, с ра­до­стью при­ни­мая на­став­ле­ния бра­та, стар­ше­го и по воз­рас­ту и по мо­на­ше­ско­му опы­ту. Но тем вре­ме­нем, неза­мет­но и при­кро­вен­но, сам стал ве­ли­ким мо­лит­вен­ни­ком, Гос­подь за сми­ре­ние рас­крыл в его ду­ше мно­гие ду­хов­ные да­ро­ва­ния.

Жизнь в ми­ру О се­мье Пу­ти­ло­вых уже бы­ло рас­ска­за­но в жи­тии стар­ца Мо­и­сея. Об этом за­ме­ча­тель­ном се­мей­стве мы зна­ем в ос­нов­ном из за­пи­сок от­ца Ан­то­ния, в ко­то­рых он по­дроб­но по­вест­ву­ет о сво­ем дет­стве в род­ном до­ме. Ро­дил­ся Алек­сандр Пу­ти­лов 9/22 мар­та 1795 го­да, в день па­мя­ти 40 му­че­ни­ков Се­ва­стий­ских, в го­ро­де Ро­ма­но­ве Яро­слав­ской гу­бер­нии. Он был сла­бым и бо­лез­нен­ным ре­бен­ком, ма­те­ри сто­и­ло боль­ших тру­дов вы­хо­дить его. Млад­ший из ше­сте­рых де­тей Ива­на Гри­горь­е­ви­ча Пу­ти­ло­ва, он, как и все де­ти, вос­пи­ты­вал­ся в стро­го­сти, с ран­них лет по­се­щал бо­го­слу­же­ния, пел с от­цом на кли­ро­се. В за­пис­ках от­ца Ан­то­ния по­ра­жа­ет, с ка­кой точ­но­стью вос­про­из­во­дит он дет­ские впе­чат­ле­ния. Он опи­сы­ва­ет, ка­ким ува­же­ни­ем поль­зо­ва­лась се­мья Пу­ти­ло­вых, в до­ме ца­рил мир, меж­ду ро­ди­те­ля­ми ни­ко­гда не воз­ни­ка­ло спо­ров, тем бо­лее ссор, они жи­ли ду­ша в ду­шу. От­ме­чая в вос­по­ми­на­ни­ях пол­ное со­гла­сие меж­ду от­цом и ма­те­рью, отец Ан­то­ний пи­шет: «То­го не знаю, кто был участ­ни­ком в сва­тов­стве, но од­но твер­до знаю, что Бог со­че­та­ет че­ло­ве­ков». С лю­бо­вью рас­ска­зы­ва­ет он о сво­ей ма­те­ри – крот­кая, тер­пе­ли­вая, она бы­ла мо­лит­вен­ни­цей за се­мью и де­тей, по­чти каж­дый день по­се­ща­ла цер­ковь, ча­сто, проснув­шись но­чью, де­ти ви­де­ли ма­му скло­нив­шей­ся в мо­лит­ве пе­ред ико­на­ми. Де­тей она вос­пи­ты­ва­ла стро­го, не по­та­кая ка­при­зам. «Од­на­жды ста­ли ее хва­лить за вос­пи­та­ние де­тей, веж­ли­вость ко­то­рых и скром­ность нра­ви­лись мно­гим, а ма­туш­ка на это в от­вет ска­за­ла: "Сла­ва Бо­гу, де­ти у ме­ня хо­ро­ши, но, к со­жа­ле­нию, до хо­ро­ших да­ле­че еще не до­шли"», – вспо­ми­нал отец Ан­то­ний. В бла­го­че­сти­вой се­мье Пу­ти­ло­вых Алек­сандр вы­де­лял­ся лю­бо­вью к хра­му, бо­го­слу­же­нию, он вспо­ми­нал: «Я в то вре­мя имел необык­но­вен­но тон­кий слух, так что каж­дую ночь про­сы­пал­ся при пер­вом уда­ре­нии в ко­ло­кол к утре­ни и бу­дил к оной ро­ди­те­лей и бра­тьев сво­их, го­во­ря: "Дон-дон! Ан­ге­лы по­ют, вста­вай­те мо­лить­ся!" – что про­дол­жа­лось несколь­ко ме­ся­цев. Но ко­гда уви­дел, что неко­то­рые бра­тья ста­ли сер­дить­ся на ме­ня за сие и не ста­ли вста­вать, то и я, смот­ря на них, стал пре­не­бре­гать и по­доб­но им по­гру­жать­ся в сон и спать без про­сы­па во всю ночь». Он очень лю­бил бы­вать в церк­ви, свя­щен­ник, за­ме­тив его усер­дие к служ­бе, пус­кал маль­чи­ка в ал­тарь, все­гда да­вал ему просфо­ру или ан­ти­дор. Алек­сандр при­вы­кал к строю бо­го­слу­же­ния, да­же в иг­рах он лю­бил изо­бра­жать ба­тюш­ку: «...ко­гда я до­ма у се­бя иг­рал с детьми, сверст­ни­ка­ми мне, то на­ря­жал­ся по­пом, т. е. вме­сто епи­тра­хи­ли на­де­вал на шею по­ло­тен­це, а на пле­чи пла­ток в ро­спуск – вме­сто ри­зы; а вме­сто ка­ди­ла брал мя­чик и при­вя­зы­вал к нему шну­рок и ка­дил всех. А ко­гда да­ва­ли мне пря­ни­чек или яб­лоч­ко, то я раз­ре­зы­вал оные на мел­кие ку­соч­ки и, по­ло­жа на та­ре­лоч­ку, раз­да­вал вме­сто ан­ти­до­ра и бла­го­слов­лял ру­кою...». На во­прос от­ца, кем он хо­чет быть, ма­лень­кий Алек­сандр от­ве­тил, что свя­щен­ни­ком.

Вы­бор пу­ти Тем вре­ме­нем стар­шие бра­тья от­пра­ви­лись в Моск­ву на за­ра­бот­ки, а через неко­то­рое вре­мя тай­но от от­ца ушли в Са­ров­скую пу­стынь, на­ме­ре­ва­ясь по­свя­тить свою жизнь Бо­гу в мо­на­ше­стве. Алек­сандр пе­ре­пи­сы­вал­ся с ни­ми, от них узна­вал о ду­хов­ной ли­те­ра­ту­ре – как толь­ко он на­учил­ся чи­тать, это ста­ло его лю­би­мым за­ня­ти­ем, – со­ве­то­вал­ся с бра­тья­ми. С от­ро­че­ских лет он стал за­ду­мы­вать­ся о пре­иму­ще­ствах мо­на­ше­ской жиз­ни. Вот вы­держ­ка из его пись­ма бра­тьям: «Мне очень по­ка­за­лась од­на из при­слан­ных ва­ми книг, и я од­но­го при­ме­ра хо­чу дер­жать­ся по этой кни­ге, то есть: "пре­зи­рать мир и ид­ти к Небес­но­му Цар­ствию есть вы­со­чай­шая пре­муд­рость; в без­мол­вии и ти­шине мно­го успе­ва­ет ду­ша бла­го­го­вей­ная, и ра­зу­ме­ет тай­ны Пи­са­ния. Итак, кто уда­ля­ет­ся ми­ра, к то­му при­хо­дит Бог со свя­ты­ми Сво­и­ми Ан­ге­ла­ми"». Но отец, как уже рас­ска­зы­ва­лось в жи­тии стар­ца Мо­и­сея, был ка­те­го­ри­че­ски про­тив ухо­да де­тей в мо­на­стырь. Ко­гда стар­ший сын Ти­мо­фей при­е­хал из Са­ро­ва и при­знал­ся, что уже год как под­ви­за­ет­ся в пу­сты­ни и хо­чет при­нять мо­на­ше­ство, это из­ве­стие по­ра­зи­ло от­ца как гром сре­ди яс­но­го неба. Ему при­шлось сми­рить­ся с про­ис­шед­шим, но он был очень рас­сер­жен. По­это­му Алек­сандр бо­ял­ся при­знать­ся от­цу в сво­ем на­ме­ре­нии. Ко­гда Иван Гри­горь­е­вич в 1809 го­ду се­рьез­но за­бо­лел, мать, ко­то­рая ни­ка­кие се­мей­ные де­ла не ре­ша­ла без со­ве­та с су­пру­гом, об­ра­ти­лась к нему с во­про­сом: «Ку­да Алек­сандра бла­го­слов­ля­ешь?». Он от­ве­тил крат­ко: «Бо­гу». Она, зная же­ла­ние сы­на, пе­ре­спро­си­ла: «В ка­кой долж­но­сти ему ве­лишь жить? С бра­тья­ми?». Иван Гри­горь­е­вич от­ве­чал: «Бо­га чтоб бо­ял­ся». Вско­ре он скон­чал­ся. «Я был тем крайне до­во­лен, – пи­сал отец Ан­то­ний,– что ро­ди­тель мой вру­чил ме­ня Бо­гу, а не дру­го­му ко­му... Я по­ни­маю его по­след­нее из­ре­че­ние ко мне в та­ком смыс­ле: что где ни жить, толь­ко все­гда на­доб­но Бо­га бо­ять­ся. Вот его по­след­нее за­ве­ща­ние ко мне». В за­пис­ках со­хра­ни­лось ин­те­рес­ней­шее опи­са­ние пре­бы­ва­ния Алек­сандра в пле­ну во вре­мя на­ше­ствия фран­цу­зов. В 1812 го­ду он с бра­том Ки­рил­лом по де­лам ока­зал­ся в Москве. Ко­гда фран­цу­зы во­шли в го­род, Алек­сандр от­стал от бе­жав­ших род­ствен­ни­ков, был взят в плен, вспо­ми­нал по­том, что эти дни про­вел как «в неко­ем аду». Плен­ных за­став­ля­ли тас­кать на­граб­лен­ное, би­ли, вся­че­ски уни­жа­ли. На­ко­нец ему уда­лось бе­жать, и он до­брал­ся до род­ствен­ни­ков в Ро­сто­ве, где и остал­ся жить. В Ро­сто­ве сре­ди по­все­днев­ных дел и за­бот Алек­сандр про­дол­жал пе­ре­пи­сы­вать­ся с бра­тья­ми, его тай­ное же­ла­ние по­ки­нуть мир укреп­ля­лось всё боль­ше. Он ча­сто по­се­щал Спа­со-Яко­влев­ский мо­на­стырь, мо­лил­ся у мо­щей свя­ти­те­лей Ди­мит­рия и Иа­ко­ва Ро­стов­ских. Но ре­шить­ся на по­след­ний шаг бы­ло непро­сто, одоле­ва­ли со­мне­ния, го­тов ли он вы­дер­жать непри­выч­ный об­раз жиз­ни. На­ко­нец, Алек­сандр со­брал­ся осу­ще­ствить свое на­ме­ре­ние. Тай­но от род­ных от­пра­вил­ся он сна­ча­ла в Моск­ву, где офор­мил необ­хо­ди­мые до­ку­мен­ты, а за­тем к бра­ту Ти­мо­фею в Рос­лавль­ские ле­са. Раз­рыв с ми­ром все­гда бо­лез­нен: «...и мне нелег­ко бы­ло рас­стать­ся на­все­гда с бла­го­че­сти­вою и мно­го­лю­бя­щею ме­ня ро­ди­тель­ни­цею мо­ею; по­том рас­стать­ся со все­ми брат­ца­ми и со все­ми сест­ри­ца­ми, со все­ми род­ны­ми, со все­ми ближ­ни­ми, со все­ми дру­зья­ми, со все­ми при­ман­ка­ми и при­стра­сти­я­ми сво­и­ми, и ид­ти в та­кое ме­сто, ко­то­ро­го ни­ко­гда не ви­ды­вал я, и при­нять на се­бя та­кой об­раз жиз­ни, ко­то­рый ка­зал­ся мне невы­но­си­мым», – вспо­ми­нал по­том отец Ан­то­ний. Брат, со­об­щая в пись­ме, как до­брать­ся до пу­сты­ни, под­бад­ри­вал его: «Дай Бо­же те­бе все со­вер­шить бла­го­по­луч­но. Со­би­рай­ся, бра­тец (па­ки по­вто­ряю), в до­сто­хваль­ный путь Хри­стов, не кос­ня, и не бой­ся ни­че­го. Бог бу­дет с то­бою и все твои на­доб­но­сти к устро­е­нию тво­ей жиз­ни ис­пра­вит,– верь это­му без со­мне­ния». Алек­сандр на­нял про­вод­ни­ка, ко­то­рый до­вез его до бли­жай­шей к пу­сты­ни де­рев­ни, а даль­ше по­ехал один. Как по­вест­ву­ет пер­вое жиз­не­опи­са­ние стар­ца: «По­мо­лив­шись Бо­гу, он от­пу­стил вож­жи, ло­шадь по­шла са­ма и... под­вез­ла его пря­мо к бре­вен­ча­той из­буш­ке, скры­той в за­рос­лях. Это бы­ла кел­лия стар­ца Афа­на­сия, у ко­то­ро­го в по­слу­ша­нии и жил Ти­мо­фей. Все кру­гом бы­ло по­кры­то сне­гом...». Так в 1816 го­ду Алек­сандр Ива­но­вич Пу­ти­лов по­ло­жил на­ча­ло ино­че­ским по­дви­гам.

Пу­стын­ная жизнь Ду­хов­ным ру­ко­во­ди­те­лем его стал брат Ти­мо­фей, то­гда уже отец Мо­и­сей, ко­то­ро­му он пре­дал­ся – на всю жизнь – в пол­ное по­слу­ша­ние. Впо­след­ствии отец Ан­то­ний пи­сал: «Ко­гда воз­го­рел­ся огнь Бо­же­ствен­ной люб­ви в мо­ем серд­це, то­гда все су­е­ты мир­ские омер­зе­ли и бо­гат­ство опо­сты­ле­ло, и так, как пти­ца из се­ти, или яко елень, то­ми­мый жаж­дою, уда­лил­ся я из Ро­сто­ва, бе­гая, и во­дво­рил­ся в непро­хо­ди­мой пу­стыне, с ча­я­ни­ем се­бе от Гос­по­да спа­се­ния от ма­ло­ду­шия и от обу­ре­ва­ния мно­гих гре­хов. Се­бя са­мо­го от­дал я в пол­ное и без­воз­врат­ное рас­по­ря­же­ние ба­тюш­ке от­цу Мо­и­сею, о чем, бла­го­да­ре­ние Гос­по­ду Бо­гу, по­сле ни ра­зу не скор­бел». Но при­вык­нуть к но­вой жиз­ни бы­ло не так лег­ко. Алек­сандр при­шел к пу­стын­ни­кам в очень мо­ло­дом воз­расте, ему бы­ло чуть боль­ше два­дца­ти лет. Отец Мо­и­сей вос­пи­ты­вал но­во­го по­слуш­ни­ка стро­го, безо вся­ких по­слаб­ле­ний, по­ру­чая са­мые тя­же­лые ра­бо­ты: Алек­сандр но­сил из ле­су и ру­бил дро­ва, за­ни­мал­ся ого­ро­дом, го­то­вил пи­щу. Хо­тя он был рос­лый и силь­ный, но с непри­выч­ки, при скуд­ном пи­та­нии, но­вая жизнь да­ва­лась непро­сто. Поз­же он вспо­ми­нал: «Я имел ха­рак­тер са­мый пре­не­снос­ный, и ста­рец мой че­го-че­го ни упо­треб­лял, чтобы сми­рить мою же­сто­ко­вый­ность. Но ни­что так не сми­ри­ло мо­е­го ока­ян­ства, как еже­год­ное по несколь­ку раз, в те­че­ние ше­сти лет, очи­ще­ние от­хо­жих мест. А в до­пол­не­ние к се­му неред­ко по­сы­ла­ем был по про­ез­жим до­ро­гам сби­рать для удоб­ре­ния ого­ро­дов кон­ский и скот­ский по­мет». За лю­бую про­вин­ность его ста­ви­ли «на по­кло­ны». Сна­ча­ла ему бы­ло тя­же­ло, а по­том при­вык и вспо­ми­нал поз­же, что да­же «ску­чал», ес­ли по­дол­гу не по­лу­чал епи­ти­мью в ви­де по­кло­нов. Не все­гда Алек­сан­дру уда­ва­лось при­ми­рить­ся с су­ро­вым об­ра­ще­ни­ем бра­та. «Про­хо­дя эти по­слу­ша­ния, вспом­нил я од­на­жды преж­нее свое жи­тье и по­ко­ле­бал­ся мой по­мысл. „Сверст­ни­ки мои,– по­ду­мал я,– счи­та­ют ка­пи­та­лы, а я вот чем дол­жен за­ни­мать­ся!" Но ско­ро за­зрел се­бя, стал скор­беть, что осме­лил­ся мыс­лен­но по­роп­тать на сво­е­го стар­ца; с сты­дом ис­по­ве­дал ему свой по­мысл, и по при­лич­ном на­став­ле­нии по­лу­чив про­ще­ние, при­нял оное как от са­мо­го Гос­по­да, и с ве­ли­кою ра­до­стью про­дол­жал по­нуж­дать се­бя в тер­пе­нии пе­ре­но­сить тру­ды пу­стын­ной жиз­ни... Так-то, без сми­ре­ния в ду­хе спа­стись невоз­мож­но!» Внут­рен­няя борь­ба, са­мо­по­нуж­де­ние, мо­лит­ва по­сте­пен­но об­ра­ба­ты­ва­ли ду­шу по­слуш­ни­ка, очи­щая ее от гре­хов, рас­кры­вая для дей­ствия бла­го­да­ти. Да­ва­лись ему и уте­ше­ния. Как-то тем­ной осен­ней но­чью Алек­сандра от­пра­ви­ли на ре­ку про­ве­рить се­ти. Ид­ти на­до бы­ло да­ле­ко, по хо­ло­ду и до­ждю, через глухую лес­ную ча­щу. Страх и сму­ще­ние охва­ти­ли мо­ло­до­го че­ло­ве­ка, но с мо­лит­вой на устах, за по­слу­ша­ние, до­шел он до ре­ки, ры­бы, ко­неч­но, не ока­за­лось, но на об­рат­ном пу­ти его охва­ти­ло уди­ви­тель­ное со­сто­я­ние – необык­но­вен­ной ра­до­сти, лег­ко­сти. Неожи­дан­но все во­круг по­свет­ле­ло как днем, но про­дол­жа­лось это недол­го, через неко­то­рое вре­мя вновь его окру­жи­ла тьма осен­ней но­чи, но ра­дость и во­оду­шев­ле­ние в серд­це оста­лись, он не мог за­быть этих ми­нут. По­доб­ное со­сто­я­ние по­се­ти­ло Алек­сандра еще раз – по­сле Пас­халь­ной за­ут­ре­ни он по­шел про­гу­лять­ся в ле­су один и вдруг по­чув­ство­вал небы­ва­лый ду­хов­ный вос­торг и сла­дост­ное уте­ше­ние в серд­це. Эти бла­го­дат­ные по­се­ще­ния воз­на­граж­да­ли сто­ри­цей нелег­кие тру­ды мо­ло­до­го по­слуш­ни­ка. По­слуш­ник Алек­сандр на­чал по­сти­гать на­у­ку мо­на­ше­ства сра­зу с са­мой су­ро­вой его фор­мы – пу­стын­но­го жи­тия. Его на­став­ник, отец Мо­и­сей, пе­ред по­се­ле­ни­ем в Рос­лавль­ских ле­сах жил в боль­ших мо­на­сты­рях – в Са­ро­ве, за­тем в Свен­ском мо­на­сты­ре. Но Алек­сандр про­явил го­тов­ность к ис­пы­та­ни­ям и ис­ку­ше­ни­ям по­движ­ни­че­ской жиз­ни. «Отец Ан­то­ний с осо­бен­ной от­ра­дой лю­бил вспо­ми­нать о Рос­лавль­ском пу­стын­но­жи­тель­стве, и при этих вос­по­ми­на­ни­ях ли­цо его как-то осо­бен­но си­я­ло и во­оду­шев­ля­лось»,– сви­де­тель­ство­вал близ­ко знав­ший стар­ца на­сель­ник Оп­ти­ной Пу­сты­ни отец Кли­мент (Зе­дер­гольм). Ко­гда же в 1821 го­ду от вла­ды­ки Ка­луж­ско­го Фила­ре­та по­сле­до­ва­ло при­гла­ше­ние рос­лавль­ским пу­стын­ни­кам пе­ре­се­лить­ся в Оп­ти­ну Пу­стынь, отец Ан­то­ний – к то­му вре­ме­ни он был уже по­стри­жен в мо­на­ше­ство – был укреп­лен­ным в ино­че­ских по­дви­гах во­и­ном Хри­сто­вым, по­ло­жив­шим на­ча­ло глав­ным мо­на­ше­ским доб­ро­де­те­лям: сми­ре­нию, по­слу­ша­нию, внут­рен­ней мо­лит­ве. Он станет глав­ным по­мощ­ни­ком бра­та в нелег­ких тру­дах по устрой­ству ски­та при Оп­ти­ной пу­сты­ни.

Пред­те­чен­ский скит Бра­тья Пу­ти­ло­вы и при­шед­шие с ни­ми ино­ки на­ча­ли по­строй­ку ски­та, и вско­ре по­сре­ди лес­ной ча­щи по­яви­лись несколь­ко кел­лий и де­ре­вян­ный храм во имя Иоан­на Пред­те­чи. По­сте­пен­но на­ла­жи­ва­лась скит­ская жизнь. Ски­то­на­чаль­ни­ком был отец Мо­и­сей. Отец Ан­то­ний тру­дил­ся на раз­ных по­слу­ша­ни­ях, по-преж­не­му пре­бы­вая в пол­ном под­чи­не­нии у бра­та. 24 ав­гу­ста 1823 го­да отец Ан­то­ний был по­свя­щен вла­ды­кой во иеро­ди­а­ко­на. В 1825 го­ду отец Мо­и­сей при­нял в свое управ­ле­ние оби­тель, а от­ца Ан­то­ния вла­ды­ка Фила­рет утвер­дил ски­то­на­чаль­ни­ком на ме­сто бра­та. Во иеро­мо­на­ха он был ру­ко­по­ло­жен в 1827 го­ду. Те­перь все его за­бо­ты бы­ли о бла­го­устрой­стве ски­та – как внеш­нем, так и внут­рен­нем, брат­ство ски­та рос­ло, вме­сте с тем при­бав­ля­лось и за­бот. Отец Ан­то­ний стал ски­то­на­чаль­ни­ком в трид­ца­ти­лет­нем воз­расте, в его под­чи­не­нии ока­за­лись мно­гие ино­ки стар­ше его воз­рас­том и за­ни­ма­ю­щие бо­лее вы­со­кие сту­пе­ни в мо­на­ше­стве. Но он, несмот­ря на мо­ло­дые го­ды, бла­го­да­ря сво­ей муд­ро­сти и сми­ре­нию умел об­хо­дить­ся со все­ми так, чтобы ни­ко­го не за­деть. Кро­ме то­го, сам он яв­лял та­кой убе­ди­тель­ный при­мер по­слу­ша­ния, во всем по­ви­ну­ясь на­сто­я­те­лю, что в его «ру­ко­вод­стве» ни­кто не мог уви­деть ка­ко­го-то са­мо­чи­ния и стрем­ле­ния на­чаль­ство­вать. Отец Ан­то­ний по-на­сто­я­ще­му очень тя­го­тил­ся но­вой долж­но­стью: «Сколь­ко я ни глуп, од­на­ко соб­ствен­ным ис­ку­сом от­ча­сти узнал, что из всех чи­нов ино­че­ских нет тя­гост­нее, нет бед­ствен­нее и го­рест­нее, как быть на­чаль­ни­ком над бра­ти­ею!» В од­ном из пи­сем он так го­во­рит о «пре­иму­ще­ствах» чи­нов и зва­ний: «Я не мо­гу до­воль­но на­ди­вить­ся безу­мию тех, кто вся­ким об­ра­зом, да­же и предо­су­ди­тель­ным, про­ис­ки­ва­ют се­бе чи­нов и вы­со­ких пре­сто­лов; в том ли на­ше уте­ше­ние, ко­гда во хра­мах воз­гла­ша­ют "и все­чест­но­го от­ца на­ше­го..."? или в том, ко­гда ко­ле­на пред на­ми пре­кло­ня­ют и ло­бы­за­ют дес­ни­цу? Или в том еще, ес­ли са­же­ней за два­дцать и бо­лее, не до­хо­дя до нас, бла­го­го­вей­но по­кло­ня­ют­ся? Но ка­кой же для ме­ня ин­те­рес, ес­ли по­кло­ня­ют­ся мне в но­ги и, встав­ши, осып­лют ме­ня мно­гою уко­риз­ною...» В на­ча­ле 1830-х го­дов бра­тии в ски­ту бы­ло еще недо­ста­точ­но. Отец Ан­то­ний нес мно­же­ство по­слу­ша­ний. У него был ке­лей­ник, ко­то­рый од­новре­мен­но был так­же са­дов­ни­ком, по­ва­ром и хле­бо­пе­ком, так что ски­то­на­чаль­ник сам об­слу­жи­вал се­бя. «Как са­мый бед­ный бо­быль, жи­ву в ке­ллии один,– пи­сал он,– сам и по во­ду, сам и по дро­ва». Он же сам в ос­нов­ном со­вер­шал и бо­го­слу­же­ния. Бла­го­да­ря его люб­ви к цер­ков­ной служ­бе, уста­ву, бо­го­слу­же­ния в скит­ской церк­ви от­ли­ча­лись осо­бым бла­го­го­ве­ни­ем. Предо­ста­вим сло­во совре­мен­ни­ку, бы­вав­ше­му в Пред­те­чен­ском ски­ту, ко­гда на­чаль­ни­ком там был отец Ан­то­ний: «Ве­ли­че­ствен­ный по­ря­док и от­ра­же­ние ка­кой-то незем­ной кра­со­ты во всей скит­ской оби­те­ли ча­сто при­вле­ка­ли дет­ское мое серд­це к ду­хов­но­му на­сла­жде­нию, о ко­то­ром вспо­ми­наю и те­перь с бла­го­го­ве­ни­ем и счи­таю это вре­мя луч­шим вре­ме­нем мо­ей жиз­ни. Про­сто­та и сми­ре­ние в бра­ти­ях, вез­де стро­гий по­ря­док и чи­сто­та, изоби­лие са­мых раз­но­об­раз­ных цве­тов и бла­го­уха­ние их, и во­об­ще ка­кое-то чув­ство при­сут­ствия бла­го­да­ти неволь­но за­став­ля­ло за­бы­вать все, что есть вне оби­те­ли этой. В церк­ви скит­ской мне слу­ча­лось бы­вать пре­иму­ще­ствен­но во вре­мя обед­ни. Здесь уже при са­мом вступ­ле­нии, бы­ва­ло, чув­ству­ешь се­бя вне ми­ра и пре­врат­но­стей его. С ка­ким уми­ли­тель­ным бла­го­го­ве­ни­ем со­вер­ша­лось свя­щен­но­слу­же­ние! И это бла­го­го­ве­ние от­ра­жа­лось на всех пред­сто­я­щих до та­кой сте­пе­ни, что слы­шал­ся каж­дый ше­лест, каж­дое дви­же­ние в церк­ви. Кли­рос­ное пе­ние, в ко­то­ром ча­сто участ­во­вал сам на­чаль­ник ски­та отец Ан­то­ний, бы­ло ти­хое, строй­ное и вме­сте с тем ве­ли­че­ствен­ное и пра­виль­ное, по­доб­но­го ко­то­ро­му по­сле то­го я ни­где уже не слы­хал... В пе­нии скит­ском слы­ша­лись кро­тость, сми­ре­ние, страх Бо­жий и бла­го­го­ве­ние мо­лит­вен­ное... Что ж ска­зать о тех во­жде­лен­ней­ших днях, ко­гда свя­щен­но­дей­ствие со­вер­ша­лось са­мим на­чаль­ни­ком ски­та от­цом Ан­то­ни­ем? В каж­дом его дви­же­нии, в каж­дом сло­ве и воз­гла­се вид­ны бы­ли дев­ствен­ность, кро­тость, бла­го­го­ве­ние и вме­сте с тем свя­тое чув­ство ве­ли­чия. По­доб­но­го свя­щен­но­слу­же­ния по­сле то­го я ни­где не встре­чал, хо­тя бы­вал во мно­гих оби­те­лях и церк­вах». Ав­то­ру этих вос­по­ми­на­ний вто­рит и дру­гой совре­мен­ник от­ца Ан­то­ния, игу­мен Ан­то­ний (Боч­ков): «Пре­вос­ход­ный чтец и пе­вец, один из луч­ших устав­щи­ков все­го мо­на­ше­ства; он был пер­вым укра­ше­ни­ем Оп­тин­ской, осо­бен­но скит­ской церк­ви, ко­то­рая ста­ла для него лю­би­мым, един­ствен­ным ме­стом ду­хов­ной от­ра­ды, его пер­вою мыс­лию, его жиз­нию. Он со­блю­дал в ней по­ря­док, ее свя­щен­ный чин, воз­лю­бил ее кра­со­ту, чи­сто­ту; го­тов был уста­ми от­ве­вать ма­лей­шую пы­лин­ку, за­ме­чен­ную им на ли­це воз­люб­лен­но­го его ма­ло­го хра­ма, вос­хо­див­ше­го при нем по­сте­пен­но в свое бла­го­ле­пие и сруб­лен­но­го в на­ча­ле его се­ки­рою. Слу­же­ние дев­ствен­но­го стар­ца бы­ло ис­тин­ным бо­го­слу­же­ни­ем. Весь от­да­ва­ясь Ду­ху Уте­ши­те­лю с пер­во­го воз­де­я­ния рук, он до ис­хо­да из хра­ма не при­над­ле­жал се­бе, а ка­жет­ся, пе­ре­рож­дал­ся и со­еди­нял­ся с Хе­ру­ви­ма­ми, ко­то­рых изо­бра­жал втайне пла­мен­ным и строй­ным слу­же­ни­ем сво­им. Ис­хо­дя из церк­ви для ке­лей­ной ти­хой жиз­ни, он ста­но­вил­ся опять пер­вым ра­бом стар­ше­го бра­та, без­молв­ни­ком по люб­ви и по бла­го­сло­ве­нию от­ца». По­след­ние сло­ва под­твер­жда­ют­ся мно­ги­ми фак­та­ми, а так­же за­пи­ся­ми са­мо­го от­ца Ан­то­ния, сре­ди них со­хра­ни­лось на­став­ле­ние от­ца Мо­и­сея, сви­де­тель­ству­ю­щее о том, как стар­ший брат пек­ся о ду­хов­ном со­вер­шен­ство­ва­нии млад­ше­го: «ве­лел [отец Мо­и­сей] на­пи­сать на серд­це ко все­гдаш­не­му па­мя­то­ва­нию и де­ла­нию сле­ду­ю­щие 8 пунк­тов: 1) от­вер­же­ние сво­е­го ра­зу­ма и во­ли иметь; 2) при встре­че с каж­дым ли­цем по­став­лять се­бя худ­шим, в ка­ком бы то ме­сте ни бы­ло; 3) па­мять смер­ти вко­ре­нять в серд­це глуб­же; 4) са­мо­уко­ре­ние; 5) сми­рен­ную мо­лит­ву все­гда иметь; 6) уко­риз­ну, аще слу­чит­ся от ко­го, при­ни­мать как вра­чев­ство ду­шев­ное, с ра­до­стию; 7) что ска­за­но бу­дет, в точ­но­сти вы­пол­нять; 8) аще слу­чит­ся от за­бве­ния или от обы­чая в чем-ли­бо па­ки по­гре­шить, ис­по­ве­ды­вать то чи­сто­сер­деч­но, как есть, без лу­кав­ства». Да­вал со­ве­ты отец Мо­и­сей и от­но­си­тель­но управ­ле­ния бра­ти­ей: «Ве­че­ром ба­тюш­ке объ­яс­нял, что недо­стат­ки брат­ния неволь­ным об­ра­зом серд­цу при­но­сят огор­че­ние. И на это услы­шал от него: я всех вас недо­стат­ки сно­шу ве­ли­ко­душ­но и ни­ка­ким немо­щам ва­шим не удив­ля­юсь; а еже­ли бы всем тем огор­чать­ся и взыс­ки­вать по долж­но­сти мо­ей стро­го, то со­всем бы се­бя дав­но рас­стро­ил». В быт­ность от­ца Ан­то­ния на­чаль­ни­ком ски­та его на­сель­ни­ка­ми ста­ли бу­ду­щие зна­ме­ни­тые стар­цы Лео­нид и Ма­ка­рий. И игу­мен Мо­и­сей, и отец Ан­то­ний, са­ми об­ла­дав­шие нема­лы­ми ду­хов­ны­ми да­ра­ми, внут­рен­нее ру­ко­вод­ство оби­те­лью и ски­том пе­ре­да­ли стар­цам. На­сто­я­тель и ски­то­на­чаль­ник под­дер­жи­ва­ли и укреп­ля­ли стар­че­ство в Оп­ти­ной пу­сты­ни, несмот­ря на про­ти­во­дей­ствие на­чаль­ства в ли­це вла­ды­ки Ни­ко­лая, а так­же неко­то­рых бра­тий, недо­воль­ных этим «но­во­вве­де­ни­ем», о чем уже рас­ска­зы­ва­лось в жи­тии стар­ца Мо­и­сея. Отец Ан­то­ний так­же нема­ло пре­тер­пел от при­тес­не­ний на­чаль­ства. А вот как скром­но оце­ни­вал он сам ре­зуль­та­ты сво­ей де­я­тель­но­сти по устро­е­нию ски­та: «На­ша скит­ская убо­гая оби­тель год от го­да бо­га­те­ет жиль­ца­ми. Бра­тия умно­жа­ет­ся, а без­мол­вие, еди­но­ду­шие и ду­шев­ное спо­кой­ствие ума­ля­ет­ся; но еще, сла­ва Бо­гу, хра­не­ние со­ве­сти про­дол­жа­ет­ся, ко­то­рое необ­хо­ди­мо нуж­но для ду­хов­ной жиз­ни».

Во гла­ве Ма­ло­я­ро­сла­вец­ко­го мо­на­сты­ря В кон­це ле­та 1839 го­да вла­ды­ка Ни­ко­лай при объ­ез­де епар­хии по­се­тил Оп­ти­ну пу­стынь. По­бы­вал он и в ски­ту. В этот его при­езд и про­изо­шло со­бы­тие, рез­ко из­ме­нив­шее жизнь от­ца Ан­то­ния, за­ста­вив­шее его по­ки­нуть лю­би­мую оби­тель: «Осмат­ри­вая скит, вла­ды­ка во­шел в цер­ковь, во­шел и в неболь­шой ее ал­тарь; при­гла­сил вой­ти ту­да же от­ца Ан­то­ния и ска­зал ему: "По­ло­жи ру­ку на пре­стол". Отец Ан­то­ний по­ло­жил. "Кля­нись мне, – про­дол­жал вла­ды­ка, – что ты не бу­дешь от­ка­зы­вать­ся, ес­ли Свя­тей­ший Си­нод по мо­е­му пред­став­ле­нию на­зна­чит те­бя на­сто­я­те­лем в Ма­ло­я­ро­сла­вец­кий мо­на­стырь". Отец Ан­то­ний, по­ра­жен­ный вне­зап­ным тре­бо­ва­ни­ем вла­ды­ки, по­ви­но­вал­ся ему бес­пре­ко­слов­но. По отъ­ез­де по­след­не­го рас­ска­зал быв­шее сво­е­му стар­цу и бра­ту от­цу Мо­и­сею и с тех пор все вре­мя го­ре­вал и пла­кал до са­мо­го сво­е­го на­зна­че­ния, по­сле­до­вав­ше­го в кон­це но­яб­ря то­го же го­да». Еще за три го­да до это­го отец Ан­то­ний силь­но по­вре­дил но­гу, и у него на­ча­лась се­рьез­ная бо­лезнь, ска­за­лись и боль­шие на­груз­ки. Во вре­мя обостре­ния бо­лез­ни он по­дол­гу не мог встать на но­ги. Для немощ­но­го ино­ка, боль­ше все­го стре­мив­ше­го­ся к мо­лит­ве и уеди­не­нию, но­вое на­зна­че­ние, озна­чав­шее рас­ста­ва­ние с Оп­ти­ной и лю­би­мым бра­том, ду­хов­ным ру­ко­во­ди­те­лем, бы­ло невы­но­си­мо тя­же­ло. В это вре­мя ему во сне явил­ся некий свя­ти­тель, бла­го­сло­вив­ший на но­вый по­двиг, отец Ан­то­ний рас­ска­зал о сво­ем сне стар­цу Лео­ни­ду, и тот ска­зал, что явив­ший­ся епи­скоп – не кто иной, как свя­ти­тель Мит­ро­фан Во­ро­неж­ский, ко­то­рый, по сло­вам стар­ца Лео­ни­да, «мно­го за­бо­тил­ся» об от­це Ан­то­нии, был его по­кро­ви­те­лем. Отец Ан­то­ний по­сле это­го съез­дил в Во­ро­неж к мо­щам свя­ти­те­ля и стал осо­бо его по­чи­тать. Отец Ан­то­ний при­был на но­вое ме­сто в пре­столь­ный празд­ник Ма­ло­я­ро­сла­вец­ко­го мо­на­сты­ря – день свя­ти­те­ля Ни­ко­лая чу­до­твор­ца, 6/19 де­каб­ря 1839 го­да. Стар­цы оп­тин­ские вся­че­ски под­дер­жи­ва­ли сво­е­го со­бра­та и укреп­ля­ли для но­во­го слу­же­ния. «Про­мысл Бо­жий, – пи­сал ста­рец Ма­ка­рий из Оп­ти­ной от­цу Ан­то­нию 21 де­каб­ря 1839 го­да, – по­ста­вил вас на свещ­ни­це све­тить в той стране, ко­то­рая нуж­да­ет­ся в оном; и да на­сы­тят­ся глад­ныя ду­ши от оби­лия ва­ших ду­хов­ных да­ро­ва­ний. Про­сти­те, лю­без­ней­ший от­че, – не лесть сии сло­ва, но ис­тин­ное чув­ство сер­дец на­ших». Игу­мен Мо­и­сей, ви­дя недо­ста­ток в Ма­ло­я­ро­сла­вец­ком мо­на­сты­ре бра­тий и для бо­го­слу­же­ния, и для дру­гих по­слу­ша­ний, при­слал бра­ту око­ло де­ся­ти ино­ков из Оп­ти­ной. Это бы­ла су­ще­ствен­ная по­мощь. Отец Ан­то­ний на­чал вхо­дить в де­ла, пер­вой за­бо­той ста­ло устро­е­ние глав­но­го со­бо­ра оби­те­ли – Ни­коль­ско­го. Отец Ан­то­ний про­дол­жал ча­сто бо­леть. С юмо­ром, но и с го­ре­чью пи­сал он то­гда: «Ви­дал я ко­ней силь­ных и здо­ро­вых, ко­то­рые са­мый тя­же­лый воз ве­зут лег­ко и бор­зо; но я мно­го по­хож на ту увеч­ную кля­чу, ко­то­рая и по­рож­ние дров­ни по глад­кой до­ро­ге ед­ва та­щит, за­ды­ха­ясь». В Ма­ло­я­ро­сла­вец­ком мо­на­сты­ре у него по­яви­лось мно­го ду­хов­ных чад, ко­то­рых он окорм­лял до сво­ей кон­чи­ны. Со­хра­нив­ша­я­ся пе­ре­пис­ка с ни­ми сви­де­тель­ству­ет о глу­бо­кой ду­хов­ной муд­ро­сти по­движ­ни­ка. Пись­ма стар­ца, как име­ю­щие боль­шую ду­хов­ную поль­зу, бы­ли из­да­ны еще при его жиз­ни. Отец Ан­то­ний об­ла­дал за­ме­ча­тель­ным сло­гом – жи­вым, про­ни­зан­ным лю­бо­вью, юмо­ром, его пись­ма и вос­по­ми­на­ния сви­де­тель­ству­ют о глу­бо­ком зна­ком­стве со свя­то­оте­че­ски­ми тру­да­ми – он по­сто­ян­но при­во­дит по­уче­ния от­цов Церк­ви и по­движ­ни­ков, ред­ко да­вая со­ве­ты от сво­е­го име­ни. На­сто­я­тель­ские тру­ды от­ца Ан­то­ния бы­ли от­ме­че­ны на­гра­дой – зо­ло­тым на­перс­ным кре­стом. Впо­след­ствии Прео­свя­щен­ный хо­тел пред­ста­вить в Си­нод про­ше­ние о воз­ве­де­нии игу­ме­на Ан­то­ния в сан ар­хи­манд­ри­та, но тот убе­дил ар­хи­пас­ты­ря не де­лать это­го, он пи­сал так: «Вот ес­ли бы ар­хи­манд­рит­ство за­щи­ща­ло от тле­ния, или смер­ти, или су­да, то­гда сто­и­ло бы же­лать она­го!». Но все вре­мя управ­ле­ния Ма­ло­я­ро­сла­вец­ким мо­на­сты­рем он про­дол­жал ску­чать по Оп­ти­ной... В 1843 го­ду, в день Бо­ро­дин­ской бит­вы, со­вер­ше­но бы­ло освя­ще­ние глав­но­го Ни­ко­ла­ев­ско­го со­бо­ра оби­те­ли. «Сла­ва Бо­гу, – пи­сал отец Ан­то­ний, – ве­ли­ко­леп­ный храм наш ве­ли­ко­леп­но и тор­же­ствен­но освя­щен ав­гу­ста 26-го са­мим прео­свя­щен­ней­шим Ни­ко­ла­ем со­борне». К 1849 го­ду отец Ан­то­ний за­вер­шил внеш­нее устрой­ство Ма­ло­я­ро­сла­вец­ко­го мо­на­сты­ря, но лишь через несколь­ко лет ему удаст­ся от­про­сить­ся на по­кой в Оп­ти­ну.

Воз­вра­ще­ние в род­ную оби­тель В па­мят­ной книж­ке от­ца Ан­то­ния за­пи­са­но: «9 фев­ра­ля 1853 го­да аз, недо­стой­ный игу­мен Ан­то­ний, сдал на­чаль­ство свое в Ма­ло­я­ро­сла­вец­ком Ни­ко­ла­ев­ском Чер­но­ост­ров­ском мо­на­сты­ре но­во­му на­сто­я­те­лю от­цу игу­ме­ну Ни­ко­ди­му и, при­не­ся во свя­том хра­ме бла­годар­ствен­ное мо­леб­ствие ко Гос­по­ду Бо­гу о всех бла­го­де­я­ни­ях Его, на мне быв­ших, и о бла­го­по­луч­ном 13-лет­нем пре­бы­ва­нии сво­ем в оном и ис­про­ся у всей бра­тии про­ще­ние, вы­ехал из оби­те­ли в час по­по­лу­дни; а 12-го чис­ла при­был в бо­го­спа­са­е­мую Оп­ти­ну пу­стынь, где оте­че­ски был при­нят. Гос­по­ди, бла­го­сло­ви сие вхож­де­ние мое во свя­тую оби­тель сию, и да­руй мне во оной ко­нец бла­гий, за мо­лит­вы свя­та­го от­ца мо­е­го!». Воз­вра­ще­нию стар­ца спо­соб­ство­вал вла­ды­ка Фила­рет Мос­ков­ский, ис­крен­но лю­бив­ший и по­чи­тав­ший обо­их бра­тьев Пу­ти­ло­вых, все­гда с лю­бо­вью при­ни­мав­ший их у се­бя, ес­ли они ока­зы­ва­лись по де­лам в Москве. Для от­ца Ан­то­ния воз­вра­ще­ние в род­ную оби­тель бы­ло боль­шой ра­до­стью, он пи­сал сво­е­му дав­не­му ду­хов­но­му дру­гу – ар­хи­манд­ри­ту Ген­на­дию, на­сто­я­те­лю Па­ф­ну­тьев-Бо­ров­ско­го мо­на­сты­ря: «Спра­вед­ли­во за­ме­ча­ние ва­ше, ба­тюш­ка, о мо­ем те­пе­реш­нем бла­жен­ном жи­тье-бы­тье, ибо ни­ка­кие преж­ние за­бо­ты ни о ра­пор­тах, ни о бра­тии, ни о том, что ямы и что пи­ем, не тя­го­тят мо­ей бед­ной ду­ши, и я как буд­то бы пе­ре­ро­дил­ся! Ду­ша моя на­хо­дит­ся в от­рад­ном и мир­ном со­сто­я­нии». Те­перь он жил в Оп­ти­ной, на по­кое, ря­дом с до­ро­гим бра­том, ча­сто бы­вал в Пред­те­чен­ском ски­ту, сво­ем де­ти­ще. В ав­гу­сте 1856 го­да при­е­хал в Оп­ти­ну пу­стынь на­сто­я­тель Са­ров­ской пу­сты­ни игу­мен Ис­а­ия, род­ной брат от­цов Мо­и­сея и Ан­то­ния. О. Ан­то­ний ви­дел­ся с ним в Москве лет пят­на­дцать то­му на­зад, а о. Мо­и­сей трид­цать во­семь лет не ви­дел бра­та, с ко­то­рым неко­гда на­чи­нал в Са­ро­ве мо­на­ше­скую жизнь. 26 ав­гу­ста, в день ко­ро­на­ции го­су­да­ря им­пе­ра­то­ра Алек­сандра II, три бра­та-мо­на­ха слу­жи­ли вме­сте ли­тур­гию и мо­ле­бен.

Мо­лит­вен­ник и уте­ши­тель На­ко­нец сбы­лось дав­нее внут­рен­нее стрем­ле­ние от­ца Ан­то­ния к мо­лит­вен­ной жиз­ни, сво­бод­ной от бре­ме­ни на­чаль­ство­ва­ния и свя­зан­ных с ним за­бот. В это вре­мя уже от­кры­лись мно­гие его да­ро­ва­ния – про­зор­ли­во­сти, ис­це­ле­ния, ду­хов­ной рас­су­ди­тель­но­сти. Но он свое слу­же­ние нес при­кро­вен­но, ни­ко­гда не стре­мил­ся сам да­вать со­ве­ты, толь­ко ес­ли к нему об­ра­ща­лись. По вос­по­ми­на­ни­ям, он об­ла­дал еще и да­ром уте­ше­ния, очень жа­лел че­ло­ве­ка, ес­ли ви­дел, что он на­хо­дит­ся в скор­би, и обя­за­тель­но ста­рал­ся под­дер­жать. Вот как вспо­ми­на­ет о нем отец Кли­мент (Зе­дер­гольм): «Он не от­ча­и­вал­ся ни в чьем ис­прав­ле­нии и умел воз­дви­гать лю­дей нера­ди­вых и ма­ло­душ­ных, и как бы кто ни упа­дал ду­хом, все­гда успе­вал бе­се­да­ми сво­и­ми вдох­нуть бла­го­на­де­жие. В со­ве­тах же и на­став­ле­ни­ях сво­их был крайне осто­ро­жен и ука­зы­вал на сло­ва свя­то­го Иса­а­ка Си­ри­на, что на­до с людь­ми об­хо­дить­ся как с боль­ны­ми и успо­ка­и­вать их наи­бо­лее, а не об­ли­чать, ибо это боль­ше их рас­стра­и­ва­ет, неже­ли при­но­сит им поль­зы... Неза­мет­но и нечув­стви­тель­но при­вле­кал отец Ан­то­ний всех к со­зна­нию ду­шев­ных сво­их немо­щей... Ни­ко­гда он не ста­рал­ся на­силь­но убе­дить ко­го-ни­будь,– на­зи­да­ния свои пред­ла­гал не в ви­де за­по­ве­ди, а бо­лее на­ме­ком или в ви­де дру­же­люб­но­го со­ве­та. А ес­ли кто сде­ла­ет воз­ра­же­ние, то ста­рец сей­час и за­мол­чит». В от­вет ста­рец поль­зо­вал­ся об­щей лю­бо­вью – и на­сель­ни­ков оби­те­ли, и по­се­ти­те­лей, как сви­де­тель­ству­ет его жиз­не­опи­са­ние: «От­ца Ан­то­ния в Оп­ти­ной все лю­би­ли без ис­клю­че­ния. Это, ве­ро­ят­но, по­то­му, что он ока­зы­вал вни­ма­ние каж­до­му – от са­мо­го юно­го по­слуш­ни­ка до стар­шей бра­тии. Он пом­нил день Ан­ге­ла каж­до­го из на­сель­ни­ков оби­те­ли, при встре­че по­здрав­лял его и при­зы­вал к се­бе, а в кел­лии де­лал неболь­шой ему по­да­рок – книж­ку, икон­ку, чаю, са­ха­ру... К нему мно­гие при­хо­ди­ли с жа­ло­ба­ми на ка­кие-то непри­ят­ные для них об­сто­я­тель­ства, ино­гда свя­зан­ные с на­сто­я­те­лем, с мо­на­стыр­ской жиз­нью, он вы­слу­ши­вал и уте­шал та­ко­вых и ни­ко­гда не пе­ре­да­вал ни­че­го из ска­зан­но­го ни на­сто­я­те­лю, ни ко­му бы то ни бы­ло. Это все зна­ли и це­ни­ли. Отец Ан­то­ний остав­лял все на Бо­жью во­лю... Го­во­ри­ли, что да­же один его вид все­лял в ду­ши мир и успо­ко­е­ние». Хо­тя отец Ан­то­ний всех на­прав­лял к стар­цам, мно­гие об­ра­ща­лись за со­ве­том и к нему, зная о его ду­хов­ных да­ро­ва­ни­ях. Он мог раз­ре­шить про­бле­мы и недо­уме­ния че­ло­ве­ка еще до то­го, как тот успе­ет из­ло­жить ему свои скор­би. Один ча­стый по­се­ти­тель Оп­ти­ной рас­ска­зы­вал, что как-то впал в боль­шое уны­ние – и вдруг по­лу­ча­ет пись­мо от стар­ца Ан­то­ния, где тот уте­ша­ет его и со­ве­ту­ет по­чи­тать жи­тие од­но­го свя­то­го. Ко­гда же он на­шел это жи­тие, об­сто­я­тель­ства, опи­сан­ные там, в точ­но­сти сов­па­да­ли с те­ми, из-за ко­то­рых он не на­хо­дил се­бе ме­ста, что уте­ши­ло и под­дер­жа­ло его, а вско­ре и си­ту­а­ция бла­го­по­луч­но раз­ре­ши­лась. Был у стар­ца Ан­то­ния и дар ви­деть ду­шу че­ло­ве­ка, скры­тые гре­хи, ко­то­рый тот сам не осо­зна­вал или бо­ял­ся при­знать. Несмот­ря на тя­же­лую бо­лезнь ног – они по­сто­ян­но бы­ли по­кры­ты глу­бо­ки­ми яз­ва­ми – по­движ­ник не про­пус­кал бо­го­слу­же­ний, вы­ста­и­вая их от на­ча­ла до кон­ца, а по­том еще при­ни­мал по­се­ти­те­лей. При­чем ни­кто из них не мог до­га­дать­ся, ка­кие стра­да­ния пе­ре­жи­ва­ет отец Ан­то­ний, по­сколь­ку он все­гда имел жиз­не­ра­дост­ный вид. Од­на из его ду­хов­ных чад вспо­ми­на­ла, что, про­ща­ясь с ее се­мей­ством, ба­тюш­ка, несмот­ря на бо­ли в но­гах, все­гда вы­хо­дил их про­во­дить, всех ода­рит – ко­го книж­кой, ко­го ико­ной, – каж­до­му обя­за­тель­но ска­жет лас­ко­вое сло­во, под­бод­рит. Ста­рец еще и шу­тил по по­во­ду сво­их бо­лез­ней. Иван Ва­си­лье­вич Ки­ре­ев­ский как-то ска­зал ему: «Вот, ба­тюш­ка, на вас сбы­ва­ет­ся сло­во Пи­са­ния, что „мно­ги скор­би пра­вед­ным": ка­кой тяж­кий крест воз­ло­жил на вас Гос­подь!» – «То-то и есть, – воз­ра­зил ста­рец, – что пра­вед­ным скор­би, а у ме­ня-то все ра­ны, как и свя­той про­рок Да­вид го­во­рит: „Мно­ги ра­ны греш­но­му"». Отец Ан­то­ний про­дол­жал мно­го чи­тать, по­сто­ян­но по­пол­нял биб­лио­те­ку оби­те­ли – его ду­хов­ные ча­да, зная о люб­ви стар­ца к кни­ге, при­сы­ла­ли ему ин­те­рес­ные из­да­ния. Стар­ца ин­те­ре­со­ва­ли са­мые раз­ные об­ла­сти зна­ния, во всем он ви­дел про­яв­ле­ние мо­гу­ще­ства Твор­ца. Так, од­на­жды бла­го­да­рит в пись­ме за но­вые све­де­ния из об­ла­сти аст­ро­но­мии: «Еще при­но­шу вам бла­го­дар­ность мою за при­слан­ную вы­пи­соч­ку о небес­ных пла­не­тах, т. е. о рас­сто­я­нии их от Зем­ли и о их ве­ли­чине. На­при­мер, рас­сто­я­ние солн­ца от Зем­ли 144 мил­ли­о­на верст, о чем до сих пор я во­все не знал. ...я наи­бо­лее удив­ля­юсь непо­сти­жи­мо­му умом че­ло­ве­че­ским про­стран­ству твер­ди небес­ной. Ис­тин­но ди­вен Бог, ибо небе­са по­ве­да­ют сла­ву Его, тво­ре­ние же ру­ку Его воз­ве­ща­ет твердь». Как ни ста­рал­ся сми­рен­ный ста­рец скрыть свои да­ро­ва­ния, по­чи­та­ние его всё бо­лее рас­про­стра­ня­лось. Уже по­сле его кон­чи­ны мо­на­стыр­ский по­слуш­ник, быв­ший ду­хов­ным ча­дом от­ца Ан­то­ния, рас­ска­зал: «8 но­яб­ря 1862 го­да, на па­мять свя­то­го Ар­хи­стра­ти­га Ми­ха­и­ла, пе­ред са­мою утре­нею слы­шал я во сне неиз­вест­но чей го­лос, го­во­рив­ший мне: „Ста­рец твой, отец Ан­то­ний, че­ло­век свя­той жиз­ни и ве­ли­кий ста­рец Бо­жий". Вслед за тем раз­дал­ся зво­нок бу­диль­щи­ка, и по­то­му все сло­ва та­ин­ствен­но­го го­ло­са яс­но на­пе­чат­ле­лись в мо­ей па­мя­ти. Раз­мыш­ляя о слы­шан­ном, по­шел я к утрене. Не до­хо­дя до кор­пу­са, где жил ста­рец и ми­мо ко­то­ро­го на­доб­но мне бы­ло ид­ти, ви­жу: над мо­лит­вен­ною его кел­ли­ею, неиз­вест­но от­ку­да, яви­лось свет­лое, бе­лое, ог­нен­ное об­ла­ко... ти­хо и мед­лен­но под­ни­ма­лось оно от са­мой кры­ши, шло квер­ху и скры­лось в небес­ном про­стран­стве воз­ду­ха. Яв­ле­ние это ме­ня по­ра­зи­ло; и по­то­му, при­шед­ши от утре­ни, я по­же­лал за­пи­сать о сем се­бе для па­мя­ти. Объ­явить же о сем ви­де­нии стар­цу не осме­лил­ся». В 1863 го­ду от­цу Ан­то­нию при­шлось пе­ре­жить тя­же­лое со­бы­тие – кон­чи­ну лю­би­мо­го стар­ше­го бра­та. Вспо­ми­на­ют, что ста­рец не мог го­во­рить об этом без слез: «Он по­сто­ян­но ощу­щал око­ло се­бя его при­сут­ствие и бли­зость,– пи­сал отец Кли­мент (Зе­дер­гольм). – Ду­ши их та­ин­ствен­но бе­се­до­ва­ли меж­ду со­бою и по­чти не про­хо­ди­ло дня, чтобы по­чив­ший во сне не яв­лял­ся от­цу Ан­то­нию... Отец ар­хи­манд­рит и с то­го све­та ду­хов­но уте­шал и под­креп­лял бра­та и по­да­вал ему свое ре­ше­ние в неко­то­рых недо­умен­ных слу­ча­ях, ка­сав­ших­ся как его са­мо­го, так и дру­гих».

Кон­чи­на пра­вед­ни­ка Кон­чи­на бра­та по­до­рва­ла си­лы от­ца Ан­то­ния, его обыч­ное бо­лез­нен­ное со­сто­я­ние ухуд­ши­лось. 9 мар­та 1865 го­да он был по­стри­жен в схи­му. С этой по­ры ста­рец еще бо­лее уеди­нил­ся, чув­ствуя, что ис­ход его из этой жиз­ни уже неда­лек. Он пре­кра­тил при­ем мир­ских лиц, а бра­тию стал при­ни­мать ре­же и на крат­кое вре­мя: «Ви­дев­шие его в это вре­мя ни­ко­гда не за­бу­дут, как бла­го­ле­пен был вид стар­ца, успо­ко­ив­ше­го­ся в без­молв­ном уеди­не­нии от бе­сед, ко­то­ры­ми дав­но тя­го­тил­ся. От все­гдаш­не­го пре­бы­ва­ния в мо­лит­ве и пре­и­зоби­лия ду­хов­но­го уте­ше­ния са­мое ли­це его про­свет­ле­ло и си­я­ло вы­со­кою ра­до­стию». Сво­ей кон­чи­ны ста­рец ожи­дал с ми­ром в ду­ше и да­же ра­до­стью, в эти дни он при­знал­ся стар­цу Ила­ри­о­ну: «Не ис­ку­ше­ние ли это со мною? Дру­гие пе­ред смер­тью име­ют стра­хо­ва­ния и бо­язнь, а я – греш­ный че­ло­век, но стра­ха не имею, ни­сколь­ко не бо­юсь, на­про­тив, ощу­щаю ка­кую-то ра­дость и спо­кой­ствие и ожи­даю ис­хо­да сво­е­го как ве­ли­ко­го празд­ни­ка». В это вре­мя отец Ан­то­ний ви­дел во сне по­кой­но­го ар­хи­манд­ри­та Мо­и­сея, ко­то­рый укреп­лял его для пе­ре­не­се­ния пред­смерт­ных стра­да­ний. За 17 дней до кон­чи­ны отец Ан­то­ний со­бо­ро­вал­ся и за­тем еже­днев­но при­ча­щал­ся свя­тых Хри­сто­вых Та­ин. Ча­сто про­сил он кро­пить се­бя свя­той бо­го­яв­лен­ской во­дой. «О, как нуж­но это кроп­ле­ние! – вос­кли­цал он. – Ка­кая в нем бла­го­дать Бо­жия!» Ко­гда его стра­да­ния ста­но­ви­лись силь­нее, ду­хов­ные ча­да чи­та­ли мо­лит­вы из со­став­лен­но­го им в 1863 го­ду ру­ко­пис­но­го сбор­ни­ка, где бы­ла и мо­лит­ва о тяж­ко бо­ля­щем и уми­ра­ю­щем ду­хов­ном от­це,– и ему ста­но­ви­лось лег­че. Скон­чал­ся ста­рец 7/20 ав­гу­ста 1865 го­да. По­гре­бе­ние бы­ло со­вер­ше­но 10 ав­гу­ста при огром­ном сте­че­нии на­ро­да. Оп­тин­ская бра­тия и мно­же­ство при­е­хав­ших ино­ков и ино­кинь, а так­же ми­рян про­сти­лись со стар­цем Ан­то­ни­ем, сми­рен­ным муд­ре­цом и ве­ли­ким по­движ­ни­ком ду­ха. Ста­рец Ам­вро­сий ска­зал: «За сча­стье мы долж­ны счесть, что жи­ли при та­ких ве­ли­ких стар­цах, ка­ко­вы бы­ли отец ар­хи­манд­рит Мо­и­сей, брат его отец игу­мен Ан­то­ний и ста­рец отец Ма­ка­рий». По­след­нее ме­сто упо­ко­е­ния ста­рец об­рел ря­дом с лю­би­мым бра­том, в Ка­зан­ском со­бо­ре. Игу­мен Ан­то­ний (Боч­ков), по­лу­чив из­ве­стие о кон­чине стар­ца Ан­то­ния, пи­сал в Оп­ти­ну: «Отец Ан­то­ний был ис­тин­ный сын ма­те­ри на­шей – Пра­во­слав­ной Церк­ви, стро­гий ис­пол­ни­тель всех ее за­по­ве­дей и да­же со­ве­тов, глу­бо­кий зна­ток и хра­ни­тель ее уста­вов и пре­да­ний. Он всею жиз­нью до­ка­зал, что мо­на­ше­ство воз­мож­но и в на­ше вре­мя, и что за­по­ве­ди Хри­сто­вы тяж­ки не суть... Отец Ан­то­ний был ис­тин­ный бес­кров­ный му­че­ник по­слу­ша­ния. По­ви­ну­ясь стар­ше­му бра­ту – стар­цу и на­сто­я­те­лю – во всем, уни­что­жая се­бя и свою лич­ность, бу­дучи ток­мо ис­пол­ни­те­лем при­ка­за­ний от­ца-бра­та, он, од­на­ко же, неволь­но бли­стал и сам со­бою Бо­гом дан­ны­ми и усу­губ­лен­ны­ми та­лан­та­ми». Стар­цы Мо­и­сей и Ан­то­ний, бу­дучи род­ны­ми бра­тья­ми, ста­ли при­ме­ром ис­тин­но­го ду­хов­но­го род­ства во Хри­сте. Во­глав­ляя один – оби­тель, а дру­гой – мо­на­стыр­ский скит, они по­ло­жи­ли на­ча­ло стар­че­ству, ко­то­рое об­ра­зо­ва­лось их по­пе­че­ни­ем, но, глав­ное, сво­ей жиз­нью они да­ли об­ра­зец от­но­ше­ний уче­ни­ка и стар­ца, муд­ро­го ру­ко­вод­ства и сми­рен­но­го по­слу­ша­ния. По­то­му и мог­ло при них укре­пить­ся и рас­цве­сти стар­че­ство, что са­ми они по­ни­ма­ли ис­тин­ную глу­би­ну и вы­со­кий смысл это­го древ­не­го хри­сти­ан­ско­го уста­нов­ле­ния. Ис­точ­ник: http://www.optina.ru/